Неточные совпадения
Как всегда, ее вкусный голос и речь
о незнакомом ему заставили Самгина поддаться обаянию женщины, и он не подумал
о значении этой просьбы, выраженной тоном человека, который
говорит о забавном,
о капризе своем. Только на месте, в незнакомом и неприятном купеческом городе, собираясь в суд, Самгин сообразил, что согласился участвовать в краже
документов. Это возмутило его.
Тот
документ,
о котором
говорил Крафт, то письмо этой женщины к Андроникову, которого так боится она, которое может сокрушить ее участь и ввергнуть ее в нищету и которое она предполагает у Версилова, — это письмо было не у Версилова, а у меня, зашито в моем боковом кармане!
Я сохранил ясное воспоминание лишь
о том, что когда рассказывал ему
о «
документе», то никак не мог понятливо выразиться и толком связать рассказ, и по лицу его слишком видел, что он никак не может понять меня, но что ему очень бы хотелось понять, так что даже он рискнул остановить меня вопросом, что было опасно, потому что я тотчас, чуть перебивали меня, сам перебивал тему и забывал,
о чем
говорил.
— Само собою разумеется, как же без денег жить? Ведь я хоша и
говорю вам
о документе, а даю деньги все одно, как кладу к себе в карман. По-родственному, Харитина Харитоновна. Чужим-то все равно, а свое болит… да. Заходил я к Илье Фирсычу. В большое малодушие впадает.
— Да, —
говорит, — это точно касательство не малое… И
документы, чай, у вашего благородия насчет этого есть?.. Вы меня, старика, не обессудьте, что я в эвтом деле сумнение имею: дело-то оно такое, что к нам словно очень уж близко подходит, да и Иван Демьяныч ничего нас
о такой напасти не предуведомляли…
Я решительно не верил этому изданию; потом это глупое письмо, но в котором слишком ясно предлагался какой-то донос «по
документам» и
о чем все они промолчали, а
говорили совсем
о другом; наконец, эта типография и внезапный уход Шатова именно потому, что заговорили
о типографии.
Так
говорит автор исторической записки «Historie de la révolte de Pougatschef»; в официальных
документах, бывших у меня в руках, я ничего
о том не отыскал. Достоверно, однако ж, то, что семейство Пугачева находилось при нем до 24 августа 1774 года.
— Это те самые
документы, что были присланы ко мне при анонимном письме из Венеции, 8 июля 1774 года. Я
говорила вам
о них, — сказала принцесса.
О каких
документах будет он еще
говорить?
Мемуары и сами-то по себе — слишком личная вещь. Когда их автор не боится
говорить о себе беспощадную, даже циническую правду, да вдобавок он очень даровит — может получиться такой «человеческий
документ», как «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо. Но и в них сколько неизлечимой возни с своим «я», сколько усилий обелить себя, обвиняя других.